Комната с видом на волны - Константин Левтин

В тот памятный пьяный вечер он действительно сказал Эми, что она может быть как дома, правда, это являлось лишь саркастическим комментарием к тому, что её вырвало прямо на входе. Обычно такие происшествия и такие шутки напрочь портят встречи, начинающиеся с долгих взглядов в ночных барах. Но в тот раз всё было иначе. Как-то проще. Между Бреттом и Эми уже после первого стакана не самого дорогого и уж точно не самого вкусного красного вина в маленьком инди-баре с живой… медленно умирающей гитарной музыкой возникло ощущение вековой, просто какой-то вселенской близости, которое лишь усилилось после рвотного приключения Эми. Тот вечер этим не кончился. Он, скорее, раскрылся новыми гранями, хотя им обоим и пришлось изрядно поработать салфетками, шваброй и духами, наудачу отыскавшимися в сумочке Эми, вместо освежителя воздуха, а сама идея поцелуев была напрочь дискредитирована. Тем не менее все, даже самые небольшие остатки неловкости, которая словно невидимый цемент заполняет пространство между двумя мало знакомыми людьми, притянутыми к друг другу лишь слепой животной страстью, бесследно исчезли. Так, словно по волшебству, исчезают въевшиеся пятна с кафельного пола. Сорок минут изнурительного труда, и их уже нет14.

Бретт хорошо помнил то время, когда он только встретил Эми. Мир был новым, мир был едва живым. Все были тогда куда беднее и куда несчастнее, и потому любое проявление счастья воспринималось как настоящее чудо. На следующее утро выяснилось, что Эми учится в том же университете, что и Бретт, на курс младше и на совершенно дурацкой, с его точки зрения, специальности.

В те дни15 Бретт передвигался по городу на старой отцовской машине. Он колесил по гололёду скудно освещённых городских улиц с на треть запотевшими и на две трети замёрзшими окнами, без подушек безопасности, без зимней резины, вообще без ничего, зато под оглушительную рок-музыку и на скорости под добрую сотню километров в час. Не всегда, конечно, но слишком часто. Сейчас всё это казалось Бретту удивительно везучим ежедневным спуском в жестяной коробке из-под конфет по крутой ледяной горке, усеянной каменными глыбами и другими жестяными коробками разных цветов и размеров. Сейчас это виделось Бретту чистой воды сумасшествием. Но тогда… Тогда эта была скромная плата за то, чтобы увидеться с Эми. Прикоснуться к ней, вдохнуть аромат её тела. Поцеловать. Поцеловать ещё. И, если повезёт, продолжать целовать дальше, неуклюже стаскивая одежду с неё и с себя, и стараться выкинуть из головы навязчивую, словно старый рекламный ролик, мысль, что с каждым движением, с каждым прикосновением его губ к её телу и её губ к его, с каждой рваным вдохом и выдохом, с каждым их стоном, жестянка с четырьмя колёсами, стоящая на улице, замерзает всё сильнее и сильнее. И всё меньше и меньше шансов до нескорой оттепели или ещё более неблизкой весны снова завести её двигатель16.

Они провстречались так почти два месяца. А потом ему дали стипендию в Государственном университете Урал Юга. Что и говорить, не самая престижная спальная зона и далеко не самый лучший университет. Но приглашение со стипендией было неплохим шагом вперёд в плане самостоятельности, и он, конечно, поехал. Последнюю неделю перед отъездом они провели, почти не выбираясь из постели. Хотели залюбить друг друга впрок. Или насмерть.

Бретт провёл в отчуждённом, бесчувственном одиночестве почти весь свой первый год в том университете. Он будто жил в искажённой реальности, в которой его мысли и музыка, неумолкающая в его наушниках во время одиноких прогулок, были реальнее окружающих его людей.

Не бросай меня здесь, идти сквозь время одному,Без карты и дорожных знаков.Не оставляй меня, мой путеводный свет,Потому что я не знаю, где начать…

King of medicine17, мелодия, наверное, времён молодости его прадеда, была извечным спутником этих долгих серых дней. Главное здание университета было поглощено старым, заросшим и запутавшимся в самом себе парком. Оно тонуло в деревьях, спало беспробудным каменным сном среди лохматых клёнов и нечёсаных плакучих ив, которые то и дело роняли на прохожих капли, причудившегося им дождя. В первую его одинокую осень Бретту казалось, будто где-то там, среди бесконечных аллей этого старого университетского парка, есть одна, далёкая и всеми забытая, одна единственная аллея, пойдя по которой, можно почти случайно попасть на такую же покинутую и тенистую пешеходную тропу тихого соснового бора и выйти из него прямо к дому Эми. Старенькому коттеджу в два этажа красного кирпича под черепичной крышей, в котором она жила в те дни в пригороде их родной спальной зоны вместе с родителями.

Его оцепенение закончилось одним вечером. Стоял конец мая, а жара уже плавила крыши домов. Бретт вернулся с тренировки в университетское общежитие, где его ждал запечатанный «стакан» магнитопочты с обратным адресом Эми под штрих-кодом. Он зашёл в комнату, отвернул крышку «стакана» и вытряхнул на ладонь крошечный серый прямоугольник с блестящей полоской контактов. Достал свой плеер, выщелкнул из него карту памяти18, дрожащими пальцами вставил только что полученную и вложил наушники в уши.

В первое мгновение голос Эми едва не вышиб из него сознание – громкость была настроена им так, чтобы музыка могла с лёгкостью заглушить не только звуки окружающего мира, но и любые мысли, а Эми на записи кричала изо всех сил: «Я еду к тебе! Я еду! К тебе!!. Ой нет, только не прыгай от радости! Не прямо сейчас. Я даже еду не то чтобы совсем к тебе, я еду учиться в твой университет. Сегодня пришло приглашение! Я буду в начале августа, представляешь? Я люблю тебя!..»

В тот день Бретт напился. Впервые за всё время, которое он провёл без Эми. Просто вышел на улицу, дошёл до ближайшего супермаркета, купил три бутылки вина и напился. Мимо проходили люди, знакомые, незнакомые, незаметные силуэты чужой жизни. Вечер сменился ночью, но ночь была тёплой. Он сидел на траве, пил, слушал музыку и мечтал о том, чтобы следом за маем сразу наступил август.

Но случилось так, что он не дождался ни августа, ни Эми. В середине июля Бретт сдал какие-то экзамены заранее, а какие-то просто бросил и уехал к ней сам. Три недели спустя уже вместе и с целым выводком чемоданов, они вернулись на долгом ночном вэм:т назад. Спешить было некуда. По расписанию первый автобус до города отправлялся только в шесть утра. Но едва Бретт и Эми примостились на четырёх смежных креслах в полупустом зале прибытия и приготовились промучиться пять с половиной часов, как с чёрного беззвёздного неба полился дождь. Ливень нахлынул канонадой звуков. Он бил в тысячи маленьких глухих барабанов прозрачного купола терминала номер шесть, искрился в прожекторном свете огней огромной терминальной парковки. Сбегал прозрачными струями с блестящих красно-серых спин двухэтажных автобусов. Бретт закрыл глаза, и ему почудилось, будто он совершил прыжок во времени и пространстве, будто он совсем не в терминале прибытия вэм:т, а дома. Летний домик на отшибе поместья. Август19. Другой август. Бретту двенадцать лет. Его мама затеяла выкрасить в доме все батареи и подоконники и, боясь за аллергию Бретта, выгнала его коротать часы на свежем воздухе. Хмурый день. Всё собирается дождь, и, наконец, небо прорывает. Бретт спасается на втором этаже летнего домика: там есть пара старых кроватей под необшитой крышей. Он ложится на кровать и почти сразу засыпает под густой, мерный перестук дождя по шиферу и хрипловатый голос старого ufm-приёмника, настроенного на модную рок-волну. Бретт открыл глаза20. Над ним было чужое небо, бьющее в стеклянный купол потоками воды. Он закрыл глаза, и время вновь превратилось в бурный поток, который тащит вперёд и куда-то вбок и вверх. Вверх, вверх, вверх, неумолимо и быстро. Бретт лишь успел краем глаза отметить, что Эми спит на соседних двух креслах, и рефлекторно приобнять за выдвижную ручку один из их чемоданов левой рукой, а правой ухватить Эми за ногу. А потом он вновь, словно герой экранизации старой детской сказки про волшебников, трансгрессировал, таща за собой Эми и чемоданы. Пространство свернулось газетой в узкую чёрную воронку, а время устремилось по ней невыносимо быстро и совершенно безостановочно. Словно цунами, ворвавшееся в железно-дорожный туннель. Полчаса назад, поднимаясь в здание терминала после семи часов поездки, Бретт полагал, что впереди их ждёт ещё один отвратительно долгий отрезок времени, но шум падающих капель изменил всё. Дождевой гипертуннель во времени сократил ожидания до пяти не более чем минутных пробуждений, небольших островков в скользящем потоке, сотканном из снов и воспоминаний. Последний островок оказался чуть больше, и Бретту удалось провести пальцем по экрану своего плеера и даже через силу понять, что светящиеся цифры, надрываясь, орут ему в лицо – без трёх минут шесть. Было пора сойти с экспресса времени и пересесть на автобус до города. Он, как можно более нежно, растолкал спящую Эми, и они в компании стаи чемоданов отправились колесить по необъятному зданию терминалу в поисках ближайшего выхода к автобусам.